Александр Самоилэ: «Я чувствую музыку Верди буквально кожей»
Новая Опера готовится к открытию 32 сезона. Он стартует с российской премьеры «Стиффелио» Джузеппе Верди 20, 22 и 24 сентября. Музыкальный руководитель и дирижер Александр Самоилэ поделился своими впечатлениями от этой музыки, рассказал, какие фрагменты ему особенно дороги.
Александр Григорьевич, мы познакомились с оперой «Стиффелио» благодаря вам. А как произведение появилось в вашей жизни?
За этим стоит целая история, которая началась больше двадцати лет назад. Тогда ко мне обратились с предложением исполнить «Стиффелио» с оркестром Бухарестского радио. Меня это сразу увлекло: на тот момент я был молод, в моем репертуаре было не так много опер Верди. Но уже тогда я понимал, что этот композитор – один из главных в моей жизни, его музыку я чувствую буквально кожей. Поэтому мне было очень интересно познакомиться со «Стиффелио», оперу на тот момент не знал практически никто. С самого начала музыка привела меня в восторг, и я загорелся этим предложением. К сожалению, проект с Бухарестом не состоялся – чтобы заключить соглашение, мне бы пришлось прервать предыдущий контракт.
Я счастлив, что сегодня мы ставим «Стиффелио» в Новой Опере. Я влюблен в это сочинение. Только что я занимался вводом солистов в другой спектакль – «Лючию ди Ламмермур», а в голове у меня не прекращала звучать музыка из «Стиффелио». Она просто завладела мной.
Часто постановщики делают купюры в оперных произведениях. Будут ли сокращения в спектакле Новой Оперы?
Я очень благодарен режиссеру-постановщику Екатерине Одеговой, что у нас не будет никаких купюр. Это случилось потому, что нам удалось найти общее ощущение вердиевской формы по темпоритму.
Дело в том, что у меня было преимущество по сравнению с самим Верди. Когда композитор создавал «Стиффелио», все главные шедевры были у него еще впереди, он был в развитии. А я к моменту знакомства с оперой уже знал его поздние работы («Дона Карлоса», «Аиду» и, конечно, Реквием) и применил ключ зрелого Верди к формообразованию в «Стиффелио», где авторский стиль еще только намечался.
А в чем особенность его работы с формой?
Я обнаружил, что при всем музыкальном разнообразии пульсация в вердиевских сочинениях всегда едина. Это меня потрясло и повлияло на мою работу над партитурой «Стиффелио».
Также хочу добавить, что на мою сегодняшнюю интерпретацию «Стиффелио» повлиял длительный перерыв: между концертным исполнением на Крещенском фестивале в 2020 и грядущей премьерой прошло почти три года! Должен вам сказать, что это время помогло мне многое переосмыслить и найти что-то новое в этой музыке. Я постарался применить принцип, который я услышал очень молодым, 25-летним дирижером, на встрече с Кириллом Петровичем Кондрашиным. Он говорил, что чрезвычайно важно каждый раз смотреть на партитуру, словно ты ее видишь впервые, даже если это невероятно популярное сочинение. В случае со «Стиффелио» я именно так и поступил. Трактовка оперы за это время изменилась настолько, что мои концертмейстеры были до глубины души удивлены, будто мы готовим какое-то абсолютно новое произведение!
Чем музыка Верди для вас так привлекательна?
Верди отличается от очень многих композиторов тем, что особое внимание уделяет слову. В его музыкальных фразах важно и драматургическое значение, и фонетическое звучание. Вердиевские партии удобно петь, важно лишь разгадать смысловой акцент фразы, а он всегда один – всё гениальное просто.
Но опера очень пострадала от цензуры, в том числе и по тексту. Более того, на основе «Стиффелио» была создана другая опера «Арольдо». Как это повлияло на качество?
Опера «Арольдо» потерпела полное фиаско! Дело в том, что Верди к «Стиффелио» относился очень трепетно. Я это чувствую по музыке, композитор был просто влюблен в нее. Несмотря на то, что опера – гениальна, она колоссально пострадала из-за цензуры. Верди настолько любил «Стиффелио», что захотел спасти это сочинение. Появился «Арольдо». Но он не спас положения, ведь композитор обратился к другому тексту и пошел против того принципа, о котором я говорил ранее – оторвал слово от музыки, тем самым разрушил драматургию оперы.
Повлияла ли концепция Екатерины Одеговой на вашу работу как музыкального руководителя? Изменила ли она ваш взгляд на оперу?
Разумеется. Конечно, когда я подвожу певцов к мизансценическим репетициям, они уже имеют представление о своих героях, все образы нами обдуманы. Потом акценты могут смещаться в зависимости от видения режиссера. Отмечу, что только акценты, а не вся драматургия спектакля. Когда режиссер – музыкант, как Катя Одегова, у нас не может возникать серьезных противоречий. Наоборот, мы практически всегда и во всем совпадаем. К примеру, Катя говорит: здесь по мизансцене мне нужна пауза. И чаще всего получается так, что и для меня эта пауза логична.
Екатерина Одегова считает, что партия Стиффелио интонационно предвосхищает Отелло. Согласны ли вы с этой точкой зрения?
Да, я согласен. Это очень тонкое замечание. Стиффелио – не мавр, но по характеру они близки. Внутренних метаний у героя не меньше, чем у Отелло. Когда Стиффелио узнает, что жена ему изменила, то начисто забывает, что он священник, и становится мстителем, готовым убить всех своих врагов. Потрясает, как быстро с него слетает набожность. Но в опере есть важный драматургический момент. Во втором акте, уже будучи в ярости, Стиффелио в храме внезапно слышит церковный хор и орган. Он восклицает: Sacerdote sono! («Священник я!»). Ревнивый мужчина-мавр тут же испаряется – и остается верующий человек.
Получается, в этой сцене очень ярко проявляется главная тема спектакля – кризис веры.
Да, это очень интересная линия. Получается, что Верди сталкивает две диаметрально противоположных черты в характере одного человека: безумную ревность и набожность, строгое следование правилам религии.
Добавлю, что «Стиффелио» предвосхищает не только «Отелло», но и «Риголетто». В конце первого акта есть большой дуэт Лины и Станкара, отца и дочери. На мой взгляд, он отсылает нас к дуэту Джильды и Риголетто: и по характеру, и по музыке. Другое дело, что здесь Станкар замышляет интригу и давит на Лину своим отцовским авторитетом. Не меньше в «Стиффелио» и лирических, тонких, нежных, акварельных страниц, ведущих напрямую к «Травиате».
Что вы скажете про партию Рафаэля? По драматургии спектакля он – «белая ворона». А в музыке?
Безусловно, он отличается от остальных. Рафаэль – человек другого круга, не зря Станкар называет его подкидышем. Но, вопреки частому мнению, Рафаэль – не главный антагонист в опере. Его начинаешь жалеть из-за всей сложившейся ситуации. Меня интересует еще одно противоречие. Станкар – злодей, именно он убивает Рафаэля. Но это преподносится так, что он прав, ведь он отстаивал честь семьи. Поэтому в конце Станкар со всеми молится в церкви, и никого это не смущает. Рафаэль же не имел никакого злого умысла, он никого не убивал. Он попадает в этот переплет случайно, из-за своей безумной любви к Лине. Поэтому я бы сказал, что особый интерес этой оперы в том, что в ней нет ни одного однозначного персонажа. Это настоящее драматургическое разнообразие.
Одна из особенностей опер Верди в том, что в ней всегда есть какой-то суперхит (как песенка Герцога в «Риголетто», например). В «Стиффелио» есть такой номер? Может быть, это ария Станкара, которая часто исполняется в концертных программах?
Арию Станкара я воспринимаю не только как виртуозный номер, но как важное драматургическое звено, которое очень ярко обыграно в спектакле.
Конечно, главные партии – Стиффелио, Станкар и Лина – очень выразительны. Но у меня есть свой любимый персонаж – Лина. Ее образ многообразен драматургически, а с точки зрения вокальной техники эта партия – высший пилотаж. К примеру, во многих постановках купируется ее молитва (Preghiera), потому что это сложнейший номер, требующий высочайшего уровня мастерства. Он написан в высоком регистре, а я требую от певиц, чтобы они не просто выкрикивали верхние ноты, а пели pianissimo. Я не преувеличу, сказав, что исполнительницы этой роли – Марина Нерабеева и Елизавета Соина – блестяще справляются с поставленной задачей.
Также хочу выделить еще один номер. Во втором акте есть кабалетта Лины, которая звучит сразу после ее встречи с Рафаэлем. Для меня она звучит так, как будто была написана в эпоху бельканто. Кабалетта задумана Верди в репризной форме, поэтому мы исполним ее с повтором. Надеюсь, что слушатели разделят мой восторг от этой музыки.
Какие исполнения «Стиффелио» вы считаете образцовыми? Кем вы вдохновлялись?
Пласидо Доминго – потрясающий Стиффелио в постановке Метрополитен-оперы 1993 года. Кстати, партию Станкара там исполнял российский баритон Владимир Чернов. Еще в этом спектакле мне понравилась интерпретация дирижера Джеймса Ливайна. Но меня абсолютно не заинтересовала сама постановка.
Мне импонирует то, что замыслила Екатерина Одегова. Она сохраняет вердиевскую драматургию, но смотрит на нее взглядом современного зрителя. Это важнейшая задача при постановке оперы. Мы применяем очень простую истину, которую сформулировал Борис Александрович Покровский: опера – это драма, написанная музыкой. Екатерина Одегова пользуется этим принципом, но при этом делает так, что чувства героев XIX века кажутся нам современными. Впрочем, я уверен, что человек в целом не сильно изменился. Иосиф Бродский был прав, когда однажды сказал: «Мы можем говорить всерьез только об истории костюма, ибо генетически человек ничуть не изменился – за последние два тысячелетия, по крайней мере». Поэтому история, созданная больше 170 лет назад, получается абсолютно созвучной сегодняшнему дню.
Материал подготовлен пресс-службой театра Новая Опера
Беседовала Мария Тихомирова